Тональность в общении России и остального мира может меняться
Ведомости от 25.03.24
40... 60... 93... 115... 133... 137 – отсчет числа жертв с вечера 22 марта поднимал теракт в «Крокус сити холле» в число самых жестоких трагедий современной истории России. Кто-то за это время успел провести параллели с «Зимней вишней», охваченной пожаром, а кто-то – с «Норд-Остом», где люди были застигнуты врасплох во время спектакля. Преступники, как заявил позже в обращении Владимир Путин, «задумали устроить показательную казнь» и шли «хладнокровно убивать». И им это удалось – то, что не смогли сделать пули, доделали огонь и дым.
Теракт (квалификацию дал СК) стал одним из самых громких и самых страшных за многие годы. Больше жертв страна видела не так много раз – во время взрыва двух домов в Москве (1999 г.; погибло 230 человек), да при захвате бесланской школы (2004 г.; погибло 334 человека). Даже захват театрального центра на Дубровке в 2002 г., крупнейший теракт с захватом заложников в Москве, унес чуть меньше жизней, чем трагедия в «Крокусе», – 130. Но разница есть. Тогда исполнителями не были анонимные террористы по вызову без требований или ясной идеологической окраски: за каждым убийством стояли опытные боевики со «всероссийской известностью».
Новый почерк, включая невнятность заказчиков и исполнителей (ответственность на себя спустя двое суток якобы взяло одно из ответвлений запрещенной террористической, запрещенной в России организации ИГИЛ), дает очень широкие возможности для интерпретации произошедшего. Особенно на фоне того, в какой непростой обстановке произошло нападение на «Крокус». Спецслужбы ранее докладывали, и Путин повторил в обращении к гражданам, что четверо исполнителей «пытались скрыться» и «для них с украинской стороны было подготовлено окно для перехода государственной границы».
Но – удивительно: обозначение этого направления движения пока не превратилось в прямое указание на «заказчиков» преступления (а сам Киев причастность к теракту отверг). Нынешние намеки вместо прямых обвинений лишь отчасти соответствуют духу времени. С 2022 г. киевские координаторы и заказчики террористических ударов по России, хоть и менее масштабных (Крымский мост, взрыв Дарьи Дугиной или Владлена Татарского), находились силовиками очень быстро.
Президент России расставлял все точки над i уже, очевидно, имея на руках неопровержимые доказательства. К примеру, в августе 2023 г., после удара по мосту, Путин заявил: «Это очередной теракт киевского режима. Это преступление бессмысленное с военной точки зрения <...> и жестокое – поскольку пострадали, погибли ни в чем не повинные гражданские лица». Нынешние события, учитывая их масштаб и резонанс, потребуют больше времени для расследования и каких-то конкретных выводов о заказчиках нападения.
Другой момент. Совсем недавно, 8 марта, посольство США рекомендовало своим гражданам не посещать крупные скопления людей в Москве, включая концерты. Тогда речь шла о событиях в рамках ближайших 48 часов. Естественным образом возникающие опасения (они знали?!) не возобладали в официальном дискурсе. Сразу после теракта Мария Захарова сообщила: в МИД поступают звонки «из разных стран мира от простых граждан с выражением соболезнований в связи со страшной трагедией». И лишь после этого она, не говоря прямо об Украине, потребовала от США не выдавать никому индульгенций, очевидно, в ответ на заявления американских политиков о том, что украинцы ни при чем.
Одним из первых иностранных чиновников, высказавших соболезнования семьям погибших, стал координатор по стратегическим коммуникациям в Совете национальной безопасности Белого дома Джон Кирби (21.17 мск) во время брифинга. За этим последовали соболезнования Белоруссии, Турции, Венесуэлы, Казахстана... И если некоторые заявления были весьма ожидаемы, то другие – «от недружественных» стран – создавали впечатление возможности возникновения новой нормальности. Такой ситуации, когда предметом диалога на мировой арене становятся не только военно-политические амбиции контрагентов.
С 22 марта со словами поддержки выступили представители Германии, Франции, Британии, Италии... список пополнялся постоянно. «Наши мысли со всеми пострадавшими гражданами России», – сформулировал представитель внешнеполитической службы ЕС. Соболезнования выразило руководство евроструктур, генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш и др. Посольство Британии 24 марта, в день траура, приспустило флаг. А Telegram-канал Захаровой заполнен постами с фотографиями посольств России – вне зависимости от степени их «дружественности». Обычно, когда описывают такую солидарность, применяют словосочетание «весь мир».
Конечно, есть одно «но»: многие реплики из «недружественных» стран относятся не к властям России – а к ее народу. Но давно ли мы слышали и такие реплики? Не расчеловечивающие Россию, а напоминающие, что есть более страшный – общий враг? Может ли это быть признаком готовности говорить – когда на кону противодействие террористам, с которыми даже в теории нельзя вести переговоры?
Сейчас кажется, что реплики представителей нашей элиты о том, что «дрессировщики хором соболезнуют жертвам своих псов» (аллегория понятна) и про «улики в оправданиях» Киева порождаются скорее рефлекторно. И пока нет позиции следствия (и суда), они могут и не получить ожидаемой поддержки. На данном же этапе слова Путина прозвучали как призыв к объединению – перед лицом врага, общего для всех стран («международного терроризма»). Того, с которым он начинал бороться много лет назад и который проявил себя в новой форме. Поэтому с Александром Лукашенко, Касым-Жомартом Токаевым, Шавкатом Мирзиёевым, Эмомали Рахмоном, Башаром Асадом, Реджепом Эрдоганом Путин лично обсудил работу по усилению безопасности.
Возможно, тема борьбы с общим врагом откроет перспективы для диалога и со старыми партнерами. По вопросу, в котором у всех стран есть безусловный консенсус.
А напавших и убивших ждет возмездие и забвение.
