Ректор СПбГМТУ – о том, кто должен учить детей, можно ли оцифровать всю отрасль судостроения и почему Арктикой должны заниматься все
Петербургская «Корабелка» (Санкт-Петербургский государственный морской технический университет) – единственный вуз в стране, который готовит инженеров-кораблестроителей всех специальностей. О том, кто должен учить детей, можно ли оцифровать всю отрасль судостроения и почему Арктикой должны заниматься все – в интервью «Ведомостям» рассказал ректор СПбГМТУ Глеб Туричин.
«Многие выпускают инженеров, выученных просто у доски»
– Буквально несколько дней назад на базе университета был введен в эксплуатацию научно-производственный корпус. Получается, что теперь «Корабелка» будет заниматься не только обучением и научными разработками, но и промышленным производством? Что планируете выпускать?
– У нас очень специальный вуз. Мы отличаемся тем, что по факту являемся научно-технической корпорацией, у нас внутри вуза 12 институтов. Занимаются они не только исследованиями. У нас если есть исследования, то следом за ними есть разработки на основе этих исследований. А потом следом за разработками есть производства того, что мы разработали. Что-то, конечно, разрабатывается для промышленных предприятий и дальше они сами запускают производство. Но мы очень много делаем сами. А чтобы что-то делать – нужны площади, станки и технологические машины. Мы живем в продуктовой логике, т. е. ни копейки в вузе не будет потрачено на то, что не станет продуктом.
При этом места для производства катастрофически не хватает. Это просто беда. Спасибо Минобрнауки, нам дали возможность построить внутри нашего кампуса научно-производственный корпус (НПК) площадью 2600 кв. м, в котором есть три части. Первая – это производство лазерных и сварочных технологических машин для аддитивного производства. Мы уже занимаем 30% рынка отечественного аддитивного оборудования.
Глеб Туричин
ректор Санкт-Петербургского государственного морского техническкого университета (СПбГМТУ)
Родился в 1963 г. в Ленинграде. Окончил Ленинградский политехнический институт им. М. И. Калинина (ЛПИ) в 1986 г.
1986
занимался научно-исследовательской деятельностью в отделе технологии сварки и прочности сварных соединений ЛПИ. В последующие годы – заведующий кафедрой, декан.
2004
основал Институт лазерных и сварочных технологий.
2018
назначен ректором Санкт-Петербургского государственного морского технического университета. Работает в области теоретических исследований, моделирования, разработки технологий и оборудования для лучевой обработки материалов, является одним из ведущих специалистов в мире в этой области.
– Такие машины уже поставляются на свободный рынок – не только для учебных целей и вузов, но и для промышленности?
– В общем, да. Практически все большие высокотехнологичные корпорации используют наши машины. Но это такая отрасль, которая сейчас находится в состоянии взрывного роста во всем мире, не только у нас. И за два года строительства нового корпуса потребность на эти машины выросла больше, чем мы нарастили свои мощности по их выпуску. До сих пор на существующих площадях мы могли делать максимум 12 машин в год. А за ними очередь стоит в стране. Сейчас сможем делать где-то по 30 в год, но и это не решает проблему.
– Что находится во второй части НПК?
– Учебная верфь. Зачем, собственно говоря, нам нужна учебная верфь? Для того чтобы строить суда. Правда, максимальная длина того, что можно построить, – 11 м. Вроде бы это не так много, тем не менее потребность и в таких судах есть. Кораблестроение – это не только атомные ледоколы и газовозы. Маленьких верфей в стране практически нет, а в таком небольшом кораблестроении степень инновационности значительно выше.
Например, на небольшой верфи «Эмпериум» в Ленобласти строятся те самые электрические кораблики, на которые в Москве очереди стоят, чтобы прокатиться по Москве-реке. Конечно, у себя мы будем строить не целые суда, а секции для таких электрических корабликов, которые потом будет собирать «Эмпериум».
С другой стороны, наша верфь будет учебной. Все-таки инженера-кораблестроителя надо учить руками. У нас много, где выпускают инженеров, выученных просто у доски. Почему-то, когда говорят про врача, выученного у доски, – к нему идти не хотят. А когда говорят то же самое про инженера – ужаса не возникает, а должен. Соответственно, нужны возможности и для реальных лабораторных практикумов для инженеров-кораблестроителей, и для реальных практических занятий.
– А как это делалось до запуска учебной верфи?
– Мы шли к нашим друзьям, партнерам, практически родственникам на судостроительный завод, приводили туда толпу студентов и говорили: «Давайте, учите». А они отвечали: «Мы работаем, нам людей оторвать, чтобы заниматься со студентами, нельзя, у нас тут техника безопасности. Ребятам можно смотреть, но главное – руками не трогать». А нам нужна такая верфь, где никто не скажет: «Дети, не трогайте руками». То есть верфь в первую очередь реально учебная. Во вторую очередь те вещи, которые мы делаем для больших заводов – технологии, оборудование, – их надо на чем-то испытывать. Хорошо, что на Онежском заводе в Карелии, который полностью перестраивался, мы смогли внедрить практически все наши разработки, и по сути, он стал демонстрационным комплексом для других заказчиков. Но на нормально работающий завод берут только готовые технологии, которые где-то уже себя показали. Поэтому нам надо где-то иметь возможность доводить все разработки до готовности. Вот и будем делать это на учебной верфи.
И, наконец, середина НПК – это машиностроительная часть, там будут применяться технологии машиностроения, собранные для наших кафедр, и частично технологии судостроения и сварки. Там же будет и металлообработка, гибка и сварка, и для верфи, и для лазерных машин. Получается, что в этом секторе НПК будет и учебная, и производственная части – поддержка тех производств, которые находятся в двух других секторах здания. А еще на весь этот производственный корпус будет «одета» наша цифровая система.
«Трофейное оборудование пора раздать по музеям»
– Кстати, про цифровую систему и Онежский судостроительно-судоремонтный завод (ОССЗ), который после реконструкции стал первой цифровой верфью в России. Как я понимаю, вы туда хорошо приложили руки. Какие именно ваши технологии были реализованы?
– Мы практически полностью ее спроектировали и построили. И это вообще первая верфь в России, спроектированная под технологию. Сначала мы действительно нарисовали на листе бумаги по этапам, где что будет делаться и как. Развернули технологическую цепочку всей постройки судна. А потом на это «надели» строительный проект. Поэтому там сейчас хорошая внутризаводская логистика и заодно встроены все современные производственные технологии – не только наши, но и все те, ради которых, собственно, и хотелось построить этот завод. Там есть технологии судометрики – это такие независимые измерения, которые постоянно актуализируют формы, размеры, удачность либо неудачность изготовления каких-либо компонентов. Сейчас на заводе сквозная прослеживаемость, т. е. по факту центр управления все время знает, где лежит каждая деталь и в каком состоянии она лежит. Понятно, что нас впереди еще ждет период опытной эксплуатации, который уже начался. Но, как и любой проект он должен пройти испытания.
– В России около 200 предприятий, которые выпускают военные и гражданские суда. Реально ли всех их модернизировать и сколько это может стоить?
– Смотрите, реконструкция Онежского завода обошлась примерно в 5 млрд руб. с хвостиком. И еще будет вторая очередь. Но это маленький завод, а реконструкция большого завода начинается уже примерно от 10 млрд, и это нижняя граница. Это с закупкой серверов, компьютеров, прокладкой слаботочных систем, покупкой лицензий и т. д.
Но если говорить о модернизации, то здесь очень много денег съедает стройка. А еще есть производство, и с ним тоже что-то нужно сделать. Во-первых, собраться с силами и выкинуть трофейное оборудование, которое привезли после Второй мировой войны, его давно пора раздать по музеям, а оно еще эксплуатируется. Оборудование на нижнем уровне тоже должно быть увязано в сети интернета вещей. А это уже другие деньги. Так что модернизация хотя бы 8–10 наших ведущих заводов потребует уже 1 трлн руб. А таких денег нет.
– Но ОСК сейчас затеяла большую программу по реконструкции верфей. Только в «Северную верфь» в Санкт-Петербурге планируется вложить не менее 100 млрд руб. в ближайшие шесть лет. Значит, деньги есть?
– Посмотрим, как это будет. Скажем так, это очень благородная задача – сразу замахиваться на мегапроекты и все судостроение взять и развить. Но я бы тут начал с чего-то одного. Берешь один завод, и там понятно, как один завод сделать технологически современным, и делаешь это. Потом другой.
«Правильный резидент для технологических долин»
– Новый корпус – это только начало. «Корабелка» должна стать одним из ключевых резидентов Инновационного научно-технологического центра «Невская дельта» в Шушарах на границе Петербурга и Ленобласти. Физически там что-то уже есть?
– Пока это просто участок земли, который будет осваиваться совместно с СПбГУ. Мы объединились для создания технологической долины. У нас еще есть и собственный участок 12 га в городе Приморск в поселке Карасевка, это 200 км от города. Но сделать там какое-то серьезное производство невозможно, потому что ни один человек не поедет на работу за 200 км, а в городе Приморске нет трудовых ресурсов. Так что будем развивать технологическую долину вместе с СПбГУ в Шушарах. Там действительно большой участок, на котором будет идти стройка. И пока стройка не закончится – туда не войдут никакие резиденты.
– Вы как резидент планируете что-то для себя там строить?
– Мы ничего не будем строить. Резидентами ИНТЦ «Невская дельта» станут, скорее всего, крупные корпорации. В том числе речь может идти об АФК «Система» и ее дочке Sitronics Group, которая приобрела более 50% акций верфи «Эмпериум». Это «правильный» резидент для технологических долин. В АФК много инновационных бизнесов, которым нужно хорошее и удобное место, а технологическая долина – это не только место, это еще хороший объем налоговых льгот, с учетом того, что инновационный бизнес на первом этапе всегда провальный. Пока инновационная компания проходит путь становления, ей надо еще и платить налоги, и платить много за аренду. Вот потому у нас так с инновациями. Здесь же, получается, условно говоря, налоговый рай. Так что я уверен, что в «Невскую дельту» пойдут разные компании – в первую очередь «дочки» государственных концернов. А мы уже будем с ними работать как партнеры.
Мы же скорее для университета видим потенциал развития в Приморске. У нас там уже есть производство – делается технологическая оснастка для изготовления теплообменного оборудования. Но его даже расширить невозможно, потому что просто некому работать. Но есть задача достроить центр подводной робототехники. Собираются эти роботы сейчас здесь, в городе, но дальше их надо где-то выпускать в воду, учить работать и испытывать, и где-то хранить.
Есть еще одно потенциально интересное направление для развития. В Приморске сейчас находятся наши старые стенды водородной энергетики, потому что водородной энергетикой в городе серьезно заниматься нельзя, это опасно. Ее надо так же, как атомную, выносить на расстояние от города. А сейчас водородная энергетика снова нужна. Мы с АФК «Система» планируем вместе заняться «водородкой»: модернизируем стенды, сделаем испытательную базу, заодно планируем сделать лабораторную базу по разработке и испытанию систем, переводящих большие судовые двигатели на газ. Например, для автомобиля это в каждом гараже делается, пока газ дешевле бензина. А спрос на перевод на газ судов ничуть не меньше.
«Освоение Арктики – кросс-дисциплинарная задача»
– А теперь о глобальном. 10 марта 2025 г. был опубликован указ президента РФ «О праздновании 500-летия начала освоения Россией Северного морского пути». По сути, сегодня стоит задача сделать из СМП полноценный альтернативный торговый маршрут, как для каботажных перевозок, так и для импорта и экспорта в Азию. Что этому сейчас мешает помимо сезонности?
– Это действительно выгодный логистический маршрут, потому что стоимость перевозки прямо пропорциональна времени. По большому счету это транспортный коридор между всей Азией – не только Китай или Япония, но и южнее, им все равно выгоднее подняться и пройти по СМП.
Но проводка судов по СМП в Арктике – это совершенно отдельная история. Нужна навигационная поддержка, навигационные сервисы – это спутники, береговые станции, ретрансляторы. К ним еще должны быть люди, им надо где-то жить, им надо все время что-то привозить – еду, воду, топливо. Я не говорю о тех портах, которые работают на добычу. А просто чтобы привозить еду и топливо – нужны терминалы, и эти терминалы желательно делать дешево. Нужны взлетно-посадочные полосы для малой авиации, но если их делать так, как обычно – длинными и бетонными, – то никаких денег не хватит. То есть нужны совершенно новые решения – условно говоря, складные раскатные стальные конструкции для посадки самолетов.
Не говоря о том, что для обслуживания Севера нужны суда ледового класса, их нужно проектировать и строить, чему мы и учим. Затем для всего этого нужна энергетика. Тут уже, к слову, есть очевидное для всех оптимальное решение – мобильные атомные силовые станции. Первую такую уже сделали, и сейчас будет идти речь о массовом производстве.
– 26–27 марта в Мурманске проходит Международный арктический форум. Ваш вуз участвует в программе?
– Конечно, мы же инженерный вуз, у которого есть конкретные технические решения конкретных задач, которые возникают, когда вокруг холодно и мокро, а надо, чтобы все работало. Это то, чем мы традиционно в этом направлении занимаемся. Наши сотрудники будут выступать на форуме и рассказывать о новых решениях.
Такие вопросы, как освоение Арктики, – это, что называется, кросс-дисциплинарная задача. В ней нужно объединение усилий тех, кто в нормальном состоянии вместе не работает. Их где-то нужно собрать, чтобы они хотя бы друг друга увидели и услышали. И после этого поняли, с кем им нужно работать. Условно говоря, строители ледоколов на форуме встречаются с создателями спутниковой группировки, которая потом обеспечит его фотоснимком того, куда ледоколу надо идти. А заодно они еще встретятся с теми, кто занимается обеспечением местного населения продовольствием, – так они поймут, сколько нужно маленьких ледоколов, чтобы до местного населения продовольствие довезти. Сейчас это действительно нужно, потому что кросс-дисциплинарные проекты выстраиваются сложно всегда.
– В связи со всеми целями, которые стоят сегодня перед государством, какие задачи поставлены перед «Корабелкой»?
– В целом могу сказать, что «Корабелка» последние восемь лет занимается обеспечением технологического лидерства РФ в ряде отраслей. Это судостроение, атомная промышленность, ракетно-космическая техника и авиационная промышленность. Мы это действительно делаем своими руками и головами. Я бы сказал, что с перспективой на ближайшие 10 лет уже абсолютно понятно, что делать. Технологическое лидерство надо людьми обеспечивать. Потому что это замечательно, если мы сделали новую технологию, оборудование, спроектировали кораблик. И кто-то должен уметь с этим качественно работать. Вот таких студентов мы и готовим.
«Если ты сам построил корабль – сможешь научить детей»
– Много вообще желающих учиться на кораблестроителей? Какой средний конкурс при поступлении в «Корабелку»?
– Конкурс, конечно, есть. Причем по количеству заявлений на место он год от года растет. На «модные» специальности самое большое было – это сотня на одно место. Но это когда таких мест мало. Если в среднем по вузу посмотреть, то это где-то чуть выше 10 человек на место. То есть на 1000 мест приходит примерно 12 000 заявлений.
Но вопрос в том, насколько те абитуриенты, которые к нам идут, это реально наши абитуриенты? На самом деле это общая ситуация. Сейчас выпускники школ выбирают свою будущую специальность, не опираясь на прогноз своего будущего. Это либо мода, либо деньги, либо идут туда, куда есть возможность, а некоторые – куда удобно ездить. Удивительно, да? Но это работает. Довольно быстро становится понятно, это «правильный» абитуриент или «неправильный». Потому что «правильный» хорошо учится до конца. А «неправильный» не учится, ему неинтересно, он себя неправильно оценил, не посмотрел, что за университет.
– А девочки есть?
– Да, девочек и мальчиков у нас 50 на 50 в целом с учетом технических специальностей. И они доучиваются и идут работать по профессии, потому что и профессия несколько изменилась. Например, среди хороших специалистов-сварщиков очень много женщин. Про материаловедов я вообще не говорю, лучшие материаловеды в нашей страны – это женщины.
– Вы пошли с обучающими программами в школы и запускаете свои классы. Сколько их по стране?
– В Петербурге сейчас девять школ с нашими классами, а в целом по стране – около полусотни. Мы начинали маленькое дело для себя, но идея переросла в общенациональный проект. Изначально у нас был кластер школ, в которые мы всегда ходили, занимались там профориентацией, они приводили сюда своих детей. Но дальше мы решили превратить это во что-то системное. Сели и разработали техническое оснащение, которое требуется для профильного класса. В школу ставятся четыре класса, которые моделируют конструкторское бюро и современное высокотехнологичное предприятие, у детей есть мобильная робототехника или промышленная робототехника, лазерные станки и возможность на оптическом столе собрать и настроить лазер.
Но эта вещь достаточно затратная. Несколько лет назад оснащение одной школы требовало около 20 млн руб., а сейчас, наверное, все 30 млн. И эти деньги школе самостоятельно нужно где-то надо найти, договориться, например, с местным министерством просвещения или с индустриальным партнером, потому что третий участник такого проекта – это промышленное предприятие. Поэтому часть этих школ уже хорошо работают, скажем, с судостроительными заводами.
– Кто в таких классах преподает?
– Местные учителя, но обучаем их мы. Обучение учителей – это тоже деньги, но спасибо Минобрнауки, они дают на это средства, причем учителей к нам присылают со всей страны в намного большем количестве, чем в реальности есть таких школ. Потому что любой нормальный директор школы, узнав, что такое есть, тут же начинает это хотеть. В год суммарно мы обучаем от 40 до 50 человек. Замечу, что в целом министерство дает нам только 30% всех средств на существование, а 70% вуз зарабатывает сам, работая с корпорациями.
– И какой процент школьников потом приходит поступать к вам в вуз?
– После запуска классов пока был только один выпуск – это выпуск прошлого года. Из наших классов примерно 60% пришло к нам, остальные 40% пошли не абы куда, а разошлись по хорошим (а мы мониторим) техническим вузам. Учиться в этих классах – это дополнительные время и силы. Если ребенок два года выдержал, он уже понимает, куда он идет, и он этого реально хочет.
– Получается, что начинать учить инженеров в вузе уже поздно, это нужно делать в школе?
– Есть версия, что начинать надо с детского сада, но это не серьезно. Тут два очень простых принципа. Первое: хочешь что-то получить от ребенка – вложись в него. Хочешь, чтобы ребенок пошел в инженеры, – вложись в то, чтобы он пошел в инженеры, не рассказывая по телевизору или речами на собраниях, а руками что-то сделай.
Второе: учить студентов должны только те, кто сам умеет. Если ты сам построил корабль – ты сможешь научить детей кораблестроению.
Читайте подробнее: https://www.vedomosti.ru/society/characters/2025/03/26/1100432-gleb-turichin-korablestroitelya-nado-uchit-rukami?from=copy_text
